Морис Дрюон. Негоже лилиям прясть (Проклятые короли-4)

Прочитало: 3 879

◴ 5 мин.

Морис Дрюон. Негоже лилиям прясть. Скачать — Кадр из фильма «Проклятые короли»

Лилии, как впрочем и все остальные цветы, не прядут. «Негоже лилиям прясть» — не для всех понятен смысл этой фразы, брошенной во Франции в начале XIV века. Лилия — цветок из герба Франции, то есть ее королей династии Капетингов. Прядут, конечно, не цветы, а женщины. «Негоже лилиям прясть» — то есть престол Франции не может занимать женщина. Да, вот так вот шовинистически и не совсем толерантно. Во многих других странах женщины восходили на престол, в истории Франции никогда. Они могли регентствовать, как мать Людовика Святого. Они могли фактически править за своих сыновей, как Екатерина Медичи. Но на формально взойти престол — никогда. Ибо лилии не прядут.

Четвертый роман серии «Проклятые короли» как раз и рассказывает о тех коллизиях, при которых было брошено такое выражение. Как мы помним, третья часть кончилась смертью короля Людовика X, после которого остались дочь и беременная королева. Пока сохранялась интрига пола младенца, вопрос о престолонаследии остро не вставал. Но потом…

Впрочем, поначалу борьба пошла за регентство. О да, этот сюжет Морис Дрюон раскручивает по полной. Уж больно много желающих поуправлять Францией за ребенка — какого бы пола он ни был. И тут обретает плоть и кровь второй сын Филиппа Красивого — тоже Филипп. До сих пор автор прятал его за остальными персонажами, но с лета 1316 года он становится главным игроком на политической сцене.

Ум и настойчивость Филиппа-младшего проявляются впервые в очень красивой истории. Много что я могу подзабыть из романов Дрюона, но только не избрание папы Иоанна XXII. Блестяще разыгранная партия. Так оно было или нет — не знаю, но в изложении французского классика она превращается просто в песню. Отдать шапку под давлением мирских властей самому слабому и старому из всех в надежде на его скорую смерть, а потом терпеть этого хитреца на папском престоле целых 18 лет — бессовестно долго для того, кто уже умирал на конклаве.

Дальше начинается просто караул. Представляю, что мог бы из этого сюжета выжать Александр Дюма, наделенный буйной фантазией. Но и Дрюон оказывается не дешевле. Причем он как раз придерживается исторической канвы, в отличие от своего коллеги из XIX века. Что известно из истории? Через несколько месяцев после смерти Людовика X у его вдовы рождается сын. Казалось бы — вот он, выход из династического кризиса, король Иоанн I. Но мальчик умирает через несколько дней.

Вокруг этого события Дрюон и наворачивает основную интригу, задействовав припрятанных вымышленных героев — итальянца Гуччо и его жену Марию Крессэ. Ну, то, что это целиком и полностью фантазия автора — понятно. Важно другое. Фантазия ни в чем не противоречит историческим фактам, зато делает историю куда более интересной. Так-то, через увлекательный вымысел, и запоминаются реальные факты.

И вот тут происходит то, что должно вывести из себя и из одежды всех обиженных природой страшилок из движения Femen — женщины навсегда оттираются от престола Франции. Из-под дочери короля Людовика стул вышибает ее дядя, новый король Филипп V. Однако мы должны признать, что это как раз тот человек, который мог бы взять страну в руки. Проживи он достаточно долго и не бывать Столетней войне в том виде, как она разразилась. В неизбежность же конфликта между Англией и Францией я продолжаю верить свято.

Здесь как раз место порассуждать о роли личности в истории. Роль эта в общем велика, но не абсолютна. Сильные личности могут до какого-то предела влиять на процессы в обществе, направлять течению куда надо или до поры до времени задерживать его. Но рано или поздно плотину прорвет, так как история имеет высокую степень инерции. Каким бы сильным ни был тот или иной человек, но остановить лавину он не может. Не согласны? Поспорьте.

А мы закругляемся в разговорах о четвертой части «Проклятых королей». Оставим Филиппа V, перешагнувшего на пути к престолу через несколько трупов. Оставим его в покое. Недолго радоваться парню. Заглянем в пятую часть серии.

Цитата:

«Через неделю коннетабль снова отбыл в Артуа.
Как и следовало ожидать, Робер отказался повиноваться регенту и продолжал бесчинствовать вместе со своей вооруженной ордой. Но в октябре счастье изменило ему. Если Робер был великолепным воином, он был скверным стратегом: свои набеги совершал без системы и плана: сегодня бросал людей на север, завтра – на юг, словом, куда ему подсказывало вдохновение. Первый рейтар среди рейтаров, первый кондотьер среди кондотьеров, он был скорее создан для подчиненной роли, как военная сила, направляемая свыше, чем для роли командира, что и доказал пятнадцать лет спустя, когда сражался на стороне Англии против Франции. В графстве Артуа, которое он считал своей родной вотчиной, Робер распоясался, как на вражеской территории, и вел опасную, дикую, лихорадочную жизнь, что вполне отвечало его вкусам. Он наслаждался тем, что при его приближении все трепещет, но не замечал, что сеет вокруг себя ненависть. Слишком много повешенных на первом попавшемся суку, слишком много обезглавленных и зарытых живьем в землю под радостное ржанье его приспешников, слишком много испорченных девушек, на чьей нежной коже сохранились царапины от медных кольчуг, слишком много пожаров отмечало его победоносный путь. Матери, желая утихомирить расхныкавшееся дитя, грозили позвать его светлость Робера; но как только он появлялся поблизости, они хватали своих ребятишек и бежали прятаться в соседний лес.

Городские ворота забаррикадировали; ремесленники, наученные примером фландрских коммун, точили втихомолку ножи, а старшины поддерживали связь с эмиссарами Гоше. Робер любил бой в открытом поле и презирал осадную войну. Жители Сент-Омера или Кале запирали ворота перед его носом, а он пожимал плечами и грозился:

– Вот вернусь, и все вы у меня передохнете!

И шел сражаться дальше.»

Морис Дрюон. Негоже лилиям прясть