ДВАЖДЫ ПОСТРОЕННЫЙ
Закончив осмотр Дмитриевского собора, двигаемся к Успенскому. Путь пролегает вдоль здания присутственных палат. Причем идти можно как с внешней, то есть обращенной к пойме Клязьмы, стороны, так и с внутренней. С внутренней выставлены любопытные фотографии города Владимир XIX века. Ни машин, ни асфальта, только мощенные улицы, купеческая застройка да памятники старины. Смотреть рекомендуется.
Успенский собор – по-настоящему кафедральный. Это не частная личная церковь Всеволода, коей является Дмитриевский храм. Здесь изначально служили епископы, позже митрополиты. Собор возводился Андреем Боголюбским, замыслившим сделать из Владимира новый стольный град. А стольный град обязан иметь храм, не уступающий ни киевской, ни новгородской Софиям.
Впрочем первоначальный, возведенный в 1160 году (стройка шла четыре года, и я не очень понял, относится 1160-й к освящению или к закладке) Успенский собор Софиям таки уступал. Был он одноглавым наподобие Дмитриевского или Покрова на Нерли. То есть по центру сводов возвышался всего один барабан с одним куполом. Зато стены были изукрашены резьбой в традициях владимирского зодчества.
К слову о русском зодчестве. Нам, конечно, неизвестны имена строителей XII века, но ученые полагают, что изначально, при Андрее Боголюбском в роли архитекторов выступали иностранные мастера. Греки? Для строительства зданий из плинфы – возможно. Но для белокаменных построек могли приехать архитекторы с запада. Очень уж характерные совпадения у владимирских и немецких церквей. Резьбой же, как и черными работами занимались уже непосредственно местные.
Год 1185 на Руси более всего известен походом на половцев полка Игорева. На Владимирщине в дальний поход не ходили, но заняться было чем, ибо «погоре бо мало не весь город». Охватил пожар и Успенский собор. Выгорели дубовые связи, побежали трещины, закоптились стены.
Здорово, наверное, расстроился великий князь Всеволод. Но пожар – это не только большой убыток или разорение, это еще и возможность зажить по-новому. Сохранное здание тронуть рука не поднимается, а после такой напасти и перестроить можно. Действительно догнать и перегнать Софии.
По какой-то причине Всеволод не стал призывать иностранных архитекторов. То ли связи оборвались, то ли свои поднаторели. Но в летописи нарочито отмечено: «не ища мастеров от немець». Призвал князь своих, доморощенных зодчих и велел им что-то сделать с этим обгоревшим и потрескавшимся остовом.
И сделали. Инженерное решение и по нашим временам не хилое – забрать прежний храм в каменный футляр нового, обвести внешними стенами, подпереть дополнительными столпами, а старые столпы усилить.
Правда, пострадала так и не восстановленная каменная резьба эпохи Боголюбского. Да и стены вышли гораздо толстые. Узкие окна стали больше похожи на туннели и пропускали в разы меньше света. Впрочем, памятуя судьбу Рождественского собора в Боголюбово, погибшего от расширения окон, остается радоваться, что никто не стал прорубать проемы пошире. Свечей на освещение, думается, уходила прорва.
В целом Успенский собор полностью укладывается в суздальскую белокаменную традицию. Опять мы имеем дело со зданием, в плане близким к квадрату. Три разделенные на прясла стены. Из-за размера храма прясел по пять штук с каждой стороны. Разделены они колоннами, оканчивающимися у земли соколиными когтями.
Прясла между собой не равны. Это хорошо видно по аркатурному поясу. Где-то мы видим семь, где-то шесть, а где-то и вовсе четыре полуколонны. Выше аркатурного пояса традиционные поребрики, еще выше узкие окна и совсем наверху озолоченные полукружья закомар.
Резьбы действительно крайне мало. Что-то напоминающее ее свисает по низам полуколонн аркатурного пояса. Но после Дмитриевского собора эта бедность уже не смотрится. Может быть, в этом есть какой-то смысл. Всё-таки Дмитриевский собор имел характер личной княжеской церкви, а Успенский – кафедральный, созданные под епископа и с прицелом (чем черт не шутит?) на митрополита. Потому здесь господствует строгость и благолепие, а не увеселительная резьба.
Здание Андрея Боголюбского было украшено богато. Подтверждением тому служит множество резных камней, найденных вокруг Успенского храма. И они – лишь малая часть из камней, не пошедших в перестройку.
Большая же часть каменных блоков была использована вторично. У каких-то камней стёсывали рисунок (остатки резьбы давно найдены и даже частично идентифицированы сюжеты), какие-то камни вставляли в стены гладкой (прежней тыльной) стороной наружу. Новая резьба не создавалась.
В итоге по стенам осталась крохотная толика прежнего великолепия – соколиные когти на колоннах, кое-где львиные рожи да женские лики вокруг окон (и то не везде – видать, не хватило их при реконструкции). В остальном всё строго, чисто, белоснежно, но без изюминки. Потому и не лег Успенский собор мне на душу так, как лег Дмитриевский.
НЕКРОПОЛЬ УСПЕНСКОГО СОБОРА
Если в случае Дмитриевского или Покровского храмов всё самое интересное находится снаружи, то у Успенского собора вся прелесть внутри. И прелесть, и покойники. Если верить написанному, то только внутри здания располагаются гробницы (по гречески вделанные в ниши гробницы именуются аркосолиями), по крайней мере, десяти человек. Среди них великие Владимирские князья Андрей Боголюбский, Константин и Юрий Всеволодовичи – сыновья Всеволода Большое Гнездо, в свое время изрядно полившие Русь кровью.
Успенский собор наполовину действующий, наполовину музейный. До часу дня там работают священники, после часа экскурсоводы. Чтобы получить скучную экскурсию с некритичным пересказом местных легенд, нужно заплатить 350 рублей. Просто попасть внутрь – 150 рублей.
Но в принципе и это необязательно. Можно пристроиться в хвост экскурсионной группе и проникнуть паровозиком. Бдительность у тетенек на входе от обилия посетителей притупляется, и они уже не отлавливают всех халявщиков. Я заплатил 150 рублей, в собор отправился в хвосте колонны экскурсантов, и билета у меня никто не спросил.
Список похороненных размещен у стены справа от входа. Правда, полюбоваться на самих покойников вы не сможете, поскольку их гробницы задернуты зелеными покрывалами. Нет, ну я еще понимаю простые смертные – пусть себе покоятся (если они там и вправду присутствуют), но посмотреть на мощи?
Единственный открытый гроб размещен по центру здания. Ну как открытый – застекленный. И стекло периодически покрывается следами поцелуев верующих. В гробу находятся мощи святого Юрия (Георгия) Всеволодовича. Того самого «замечательного» великого князя Владимирского, при котором монголы пожгли Русь.
Сам князь, предварительно не оказавший помощи Рязани (мог реально оказать или нет – другой вопрос, главное – и не пытался), потерявший не за понюх Владимир со всей семьей, был разбит и убит в сражении на реке Сить 4 марта 1238 года.
Дальше всё по-православному просто. Нашли его тело без головы, похоронили в Ростове. Позже нашли и голову, положили в гроб. В 1239 году тело с головой перевезли во Владимир в Успенский собор. Голова внезапно приросла к туловищу, правая рука трупа вознеслась вверх (ну так, приподнялась слегка). Мощи оказались нетленными. В XVII веке князя канонизировали.
Собственно, в застекленном гробу мощей не видно. Всё закрыто одеждой. Только почерневшая правая рука торчит из-под одежды. Покоится на рукояти меча.
Да, формально фотографировать внутри нельзя, но если хочется, то можно. Только без вспышки.
Здесь можно было бы позудеть на тему того, как православные умудряются канонизировать не самых положительных князей. И ладно бы лишь ссылались на такие «формальности» как чудеса да нетление. Но нет, этого мало. Откроешь какой-нибудь православный текст и умилишься:
«Великий Всеволод был один из достойнейших князей русских, украшенный добрыми качествами души и доблестями гражданскими. По сказаниям русских летописей, он добрых миловал, злых казнил, не уважал лица сильных и не давал никого в обиду, не напрасно нося меч, ему Богом данный.»
А что, летописцы, они такие, честные и неподкупные, скажут как отрежут, охарактеризуют так на века. Или вот еще любят ссылаться на тексты из «Жития», созданного в XVII веке. Ну, оно конечно, тогдашние монастырские писатели, они всё знали, им верить можно безусловно.
Но самое интересное во всех этих канонизациях – загробное классовое неравенство. Казалось бы, монголы полно народу поубивали в том Владимире в 1238 году. Но «владимирскими мучениками» объявили только княжескую семью. Э, да что там.
Наибольшую историко-художественную ценность во внутреннем убранстве собора имеют, конечно, фрески. Традиционно автором наиболее значимых считается Андрей Рублев. И опять же традиционно многие из них были сокрыты под иконостасом или поздними наслоениями и вскрыты уже при советской власти. Реставрационные работы ведутся до сих пор. Не идет фрескам на пользу современная атмосфера.
Утверждается, что есть на стенах элементы фресок домонгольского периода. На схеме в храме даже показано, где они размещаются. Но я по своей неграмотности, хоть убейте, не смог идентифицировать фрески, скажем, 1161 или 1189 годов. Да, признаться, и не стремился. Большой эстетики в них не вижу, но историческая ценность, как по мне, так безусловна.
Вдосталь нагулявшись по Успенскому собору, битком набитому туристами, выходим на улицу, отходим на почтительное расстояние, бросаем прощальный взгляд и спешим к символу Владимира Золотым воротам.
Понравилась статья? Поделись с друзьями!
Об авторе
Владимир Полковников
Редактор сайта
«Лучшее, что нам дает история, — это возбуждаемый ею энтузиазм.»
Иоганн Гете
