Горячий снег — книга и фильм

Прочитало: 4 078

◴ 7 мин.

«Горячий снег» — одновременно и значимый роман о Великой Отечественной войне и его удачная экранизация 1972 года. Во многом своей удачей или даже своим успехом фильм обязан тому обстоятельству, что автором сценария выступил автор же книги – Юрий Бондарев. Бондарев – живой классик, автор нескольких сильных произведений о войне, участник написания сценария к эпопее «Освобождение» Озерова. Сам участник войны Юрий Васильевич обращает внимание не столько на боевые действия штабного уровня, сколько на судьбы рядовых вояк. К «рядовым» причисляются, конечно, не рядовые по званию, но все те, кто ползали под пулями, то есть непосредственно вели бой.

Обычно книга лучше фильма. «Горячий снег» не исключение. Но если в чем-то кино и уступает роману, то это уж издержки формата. Ну не засунешь ты в полтора часа хронометража без малого пять сотен страниц. Поневоле приходится чем-то жертвовать, в чем-то зажимать персонажей, сокращать их. В остальном это отменная экранизация, целиком и полностью передающая настроение и основные мысли книги. Поэтому я счел возможным рассказать об обоих произведениях в одном очерке. Скажете: не стоит, и так все знают «Горячий снег». Стоит, стоит. Бондарев, конечно, классик, а кино по его книге в советское время было выдающимся, но выросло новое поколение, скорее всего, мало знакомое с произведениями Бондарева. Так не хороший ли повод 9 мая напомнить о нем молодежи?

А не порекомендовать «Горячий снег» к прочтению я не могу. В свое время случайно наткнулся на него в школьной библиотеке. Повезло – на обложке пушка была нарисована и танк немецкий. В противном случае прошел бы мимо. А так повелся на боевую картинку. И не прогадал. Прочитал роман, что называется, взахлеб и надолго им заболел. Потом попался на глаза фильм – и получил второй удар. Сегодня вот взял и пересмотрел. Ничего, эмоции еще вызывает, ощущения не притупились. Однозначно хорошая вещь.

Сюжет произведения следующий. Декабрь 1942 года. Группировка Манштейна рвется к окруженному в Сталинграде Паулюсу. На последний рубеж перед Сталинградом бросают армию генерала Бессонова.

Заметка на полях. На самом деле это была 2-я гвардейская армия Малиновского. Но к моменту написания романа все основные действующие лица битвы были живы и при должностях. Это раз. Во-вторых, Бондарев хотел через персону командарма провести несколько мыслей, соответственно, вольно обойтись с персонажем, прототип которого являлся министром обороны СССР. Поэтому ну его, от греха подальше, пусть будет некто Бессонов.

В составе армии Бессонова находится батарея лейтенанта Дроздовского. Именно она и будет находиться в центре сюжета. Она, и ее бойцы и офицеры. Прежде всего, лейтенанты Дроздовский и Кузнецов, сержант Уханов, санинструктор в книжке Зоя, в кино Танечка (кстати, «фирменная» бондаревская штучка – у него в каждом произведении есть своя «танечка», неравнодушен он к ним). Отношения между первыми тремя во многом осложнены предыдущей учебой в артиллерийском училище. Все они однокурсники. Но после выпуска роли распределились так: Дроздовскому – батарея, Кузнецову – взвод, Уханову – орудие. А тут еще Танечка, жена Дроздовского, со сложными отношениями с Кузнецовым.

Хронологически в центре находится бой с танками Манштейна. Бой на самом последнем перед Сталинградом рубеже. Батарея принимает удар, находясь на «немецком» берегу реки, генерал Бессонов руководит боем со своего берега. Руководит он, естественно, не батареей. Да о ее существовании он и не вспоминает. На Бессонове куда большая ответственность – необходимость определить тот самый единственно правильный момент. Правильный для ввода в бой последнего резерва.

Важно отметить, что хотя сражение дивизионного масштаба, бой на участке батареи важны и занимают большое место в описании (и довольно сильном описании и, соответственно, показе в фильме), куда важнее для сюжета отношения между людьми в батарее и мысли Бессонова относительно роли командующего в бою. Не важнейшее ли место занимает его ответ на вопрос «А вы не помните, что они ещё и люди?» — «Нет, не помню, не имею права, иначе начну думать, что у них есть отцы, матери, дети, что их ждут дома… тогда трудно будет на смерть их посылать… а приходится…»

Вообще Бессонов, как и другие персонажи Бондарева, человек очень сложный, многогранный, скрывающий эмоции и мысли за выставляемой напоказ личностью сурового и непреклонного генерала. Он видит, он понимает, что большинство его подчиненных вчерашние мальчишки, ровесники его пропавшего без вести сына. И вот их он обязан бросить на перехват немецких танков, почти на верную смерть. Но можно ли по-другому? И заметьте, всё это у Бондарева подается без пафоса, как-то просто, естественно. В создании персонажей он точно мастер.

Но генералы генералами, но читателю и зрителю куда интереснее будет сидеть на батарее Дроздовского, чем генеральских блиндажах. Тут и бой погорячее, и танки лязгают гусеницами, и отношения между людьми проще, накаленнее. Выстраивающий из себя непреклонную личность, гранитную скалу, а не человека Дроздовский противопоставляется хотя и слегка интеллигентствующему, но всё же более человечному Кузнецову.

Первый предельно требователен к людям, даже излишне жесток, боится малейшим послаблением порушить авторитет командира. Да и вообще ему трудно найти правильный тон в общении со своими однокурсниками, командиром над которыми он внезапно стал. Кузнецов же проще, внимательнее в людям, вплоть до нарушения дисциплины, он не готов переступить через себя, через свое воспитание и принципы человеческих отношений. Даже на войне. Правильно ли Дроздовский понимает роль командира? Так ли поступает Кузнецов, изначально выглядящий лишним человеком на войне?

Ну а Танечка просто колотится между ними. Она жена Дроздовского и как-то по-особому относится к Кузнецову. Уханов же, хамоватый в своей прямоте, выносит простые и однозначные приговоры.

И было бы время на разборки. Так его немец поганый не дает. То бомбит, паскуда, то танками давит. А когда волна атаки всё-таки перехлестывает через батарею и уходит на северный берег реки, оставшимся в живых надо как-то обустроиться на ночь в уже немецком тылу. Жаль, что этот сюжет получил мало хронометража в фильме.

Вспоминая роман, могу сказать, что эта ночь в окружении у Бондарева вышла даже интереснее дневного боя. Тут-то и раскрываются люди по-настоящему. Те, кто казались хамами и грубиянами, проявляют заботу об окружающих, другие напротив замыкаются, третьи теряются. Ну просто передышка дает возможность покрутить и развить отношения между героями. Опять же, предыстория их в фильме полностью понята быть не может – мало времени, а в романе всё более четко и понятно.

Концовка всё расставляет по местам. Немцы отброшены, батарея вызволена, Бессонов, едва сдерживаясь идет по ней и смотрит на убитых молодых парней. И уж вообще едва сдерживая слезы раздает награды выжившим. Только и может выдавить из себя (тут Жженов сыграл отменно): «Спасибо за подбитые танки… Спасибо… Спасибо… Всё, что могу». Парни начинают обмывать ордена, и тут Дроздовский уже окончательно отброшен, выбит из коллектива, кажется совсем лишним.

Вот этим копанием в персонажах и без отрыва от войны, от событий Сталинградского сражения силен роман Бондарева «Горячий снег». Удивительный баланс войны и человечности. Почитайте обязательно. Или посмотрите кино. Или и то и другое вместе.

Цитата:

«— Огонь! Огонь! Огонь по танкам! — выкрикнул Кузнецов и внезапно, словно что-то выпрямило его, вскочил, кинулся к мелкому, недорытому ходу сообщения. — Я туда!.. Во второй взвод! Чубариков, остаетесь за меня! Я к Давлатяну!..

Он бежал по недорытому ходу сообщения к молчавшим орудиям второго взвода, продираясь меж тесных земляных стен, еще не зная, что на позициях Давлатяна сделает, и что может сделать, и что сумеет сделать. Ход сообщения был ему по пояс — и перед глазами дрожала огненная сплетенность боя: выстрелы, трассы, разрывы, крутые дымы среди скопищ танков, пожар в станице. А справа, покачиваясь, три танка шли в пробитую брешь, свободно шли в так называемом «мертвом пространстве» — вне зоны действенного огня соседних батарей; они были в двухстах метрах от позиции Давлатяна, песочно-желтые, широкие, неуязвимо-опасные. Потом длинные стволы их сверкнули пламенем. Разрывы на бруствере отбросили рев моторов — и тотчас над самой головой Кузнецова спаренными трассами забили пулеметы.

И в отчаянии оттого, что теперь он не может, не имеет права вернуться назад, а бежит навстречу танкам, к своей гибели, Кузнецов, чувствуя мороз на щеках, закричал призывно и страшно:

— Давлатя-ан!.. К орудию!.. — И, весь потный, черный, в измазанной глиной шинели, выбежал из кончившегося хода сообщения, упал на огневой, хрипя: — К орудию! К орудию!

То, что сразу увидел он на огневой Давлатяна и что сразу почувствовал, было ужасно. Две глубокие свежие воронки, бугры тел между станинами, среди стреляных гильз, возле брустверов; расчет лежал в неестественных, придавленных позах — меловые лица, чудилось, с наклеенной чернотой щетины уткнуты в землю, в растопыренные грязные пальцы; ноги поджаты под животы, плечи съежены, словно так хотели сохранить последнее тепло жизни; от этих скрюченных тел, от этих застывших лиц исходил холодный запах смерти. Но здесь были, видимо, еще и живые. Он услышал стоны, всхлипы из ровика, однако не успел заглянуть туда.

Он смотрел за посеченное осколками колесо орудия: там под бруствером копошились двое. Медленно поднималось от земли окровавленное широкоскулое лицо наводчика Касымова с почти белыми незрячими глазами, одна рука в судороге цеплялась за колесо, впивалась черными ногтями в резину. По-видимому, Касымов пытался встать, подтянуть к орудию свое тело и не мог — его пальцы скребли по разорванной резине, срывались; но, выгибая грудь, он вновь хватался за колесо, приподымаясь, бессвязно выкрикивал:

— Уйди, сестра, уйди! Стрелять надо… Зачем меня хоронишь? Молодой я! Уйди… Живой я еще… Жить буду!»

Юрий Бондарев. Горячий снег