Г.К. Граф. Моряки. Очерки из жизни морского офицера 1897‑1905 гг

Прочитало: 1 605

◴ 5 мин.

История русского флота — Морской корпус в Петербурге

О жизни русского флота в последние двадцать лет царской России наиболее интересные воспоминания оставил с одной стороны заурядный офицер, с другой, человек необычной судьбы — Гаральд Карлович Граф (1885-1966). По самой службе на флоте он не отличился чем-то выдающимся. Больше того, и в чинах-то ходил небольших. Скажем, капитана 2-го ранга он получил уже при Керенском. А всяческие дальнейшие повышения можно считать уже игрушечными, поскольку раздавались они в эмиграции тамошними потешными царьками. А сам Г.К. Граф состоял секретарем при «императоре» Кирилле Владимировиче и его сыночке-предателе, призывавшем белогвардейцев сотрудничать с Гитлером. К чести самого Графа следует отметить, что он был против такой политики и даже просидел более года в германских лагерях.

Но самым значительным вкладом в историю стали книги Гаральда Карловича. Книги, входящие в тетралогию его воспоминаний. И первой в этом списке идет «Моряки. Очерки из жизни морского офицера 1897‑1905 гг», интересная по многим причинам, но главное потому, что она зацепляет русско-японскую войну, в которой довелось поучаствовать автору.

Ему одновременно и не повезло и посчастливилось. Конечно, молодой офицер хотел попасть на настоящий боевой корабль, на броненосец. Исполнись его мечта, и с большой долей вероятности погиб бы Граф на каком-нибудь «Князе Суворове» или «Александре III». А мы остались бы без ценных свидетельств очевидца. Но Гаральд Карлович «загремел» на транспорт, с палубы которого и обозревал Цусимское сражение.

Однако начать нужно не с этого. А с того, с чего начинает сам автор — с его поступления в Морской кадетский корпус, выросший из той самой Навигацкой школы, основанной Петром I. Вроде бы ничего особенного — просто добросовестное описание бывшим воспитанником корпуса порядков, царивших там на рубеже веков. Но много ли есть книг, так подробно рассказывающих о подготовке будущих моряков российского флота? А ведь если вчитаться, то между строк видны уши некоторых причин, приведших к Цусиме.

Первая и самая бедовая причина — косность преподавательского состава. В то самое время, когда корабли устаревают буквально за считанные годы, когда флот получает новые системы вооружения, когда внедряется радио, совершенствуется минное оружие и так далее, преподавательский состав единственного военно-морского учебного заведения состоит из офицеров, лет по двадцать и более не ступавших на палубы кораблей. То есть они в лучшем случае могли бы научить кадетов тому, что имело значение на заре броненосного флота. Даже практические плавания кадетов выглядят какими-то символическими. нет, их конечно здорово обучают обращению с… парусами. Но не дают никакого понятия о современных корабельных системах.

Ну а сами кадеты? Мальчишки как мальчишки. Не хотят учиться, бравируют дерзостью перед преподавателями, щеголяют хулиганскими выходками, и считается, что все это — добрая старая традиция корпуса. Ну хоть в этом люди не меняются. И сейчас, поди, больше ста лет спустя учащаяся молодежь всё та же.

Теперь можно вернуться и к самой интересной части первой книги мемуаров Графа — к русско-японской войне. С какой-то стариковской нежностью вспоминает он бешеный патриотический восторг всего своего выпуска, произведенного в офицеры на второй день войны самим Николаем II. Правда, потом на этот взрыв патриотизма жизнь выплескивает охлаждающую обыденность. Мичман Граф попадает на какие-то третьесортные корабли, где вынужден нести рутинную службу. Причем его воспоминания буквально кишат пьянствующими офицерами. Вся служба, все общение с экипажем спихнуты на унтеров, пропасть между нижними чинами и офицерством непреодолимая. Кают-компания заливается шампанским, матросские кубрики прозябают в темноте и вони. А потом спрашивают: откуда появилось озлобление братишек-матросиков против «офицерской сволочи».

Приключения мичмана при походе из Балтики в Корейский пролив обширны и достаточно увлекательны описанием множества деталей. Самой любопытной является факт знакомства Графа с лейтенантом Шмидтом. Тем самым, тем самым. Он служил старшим офицером на транспорте «Иртыш», где Граф подвизался ревизором. Тоже, кстати, следует интересное описание служебных обязанностей такого офицера.

Самому сражению уделено не очень много места. Все-таки Граф находился далеко не в эпицентре. Но шок и уныние от увиденного он передает хорошо. Позже, при описании плена он размышляет о причинах поражения и приходит к выводу, что моряки-то выполнили свой долг, ну на три четверти точно, за оставшуюся четверть заплатили кровью, а вот правительство, запустившее флот в предвоенные годы, своего долга не выполнило. Именно здесь мичман Граф с товарищами запоздало сожалеют, что не уделяли учебе должного внимания, и конечно, как свойственно молодым людям, принимают решение все наверстать по возвращении в Россию.

Дорога домой — это еще одна история. Путь от Владивостока до Петербурга пришлось проделать по охваченным анархией гигантским просторам Дальнего Востока и Сибири — зима 1905/06, пик революции. Кстати, здесь уже чувствуется озлобление офицера по отношению к бунтующей черни. Во что-то это выльется через десяток лет с небольшим?

Цитата:

«В это время, благодаря нескольким поворотам главных сил на юг, север и опять на юг, крейсера и транспорты с ними разошлись и из‑за мглы потеряли друг друга из виду. Одновременно крейсерские силы неприятеля начали нас обстреливать. Японские снаряды ложились близко от «Иртыша». Часть из них со страшным свистом и жужжанием проносилась над нашими головами. И хотя всеми сознавалось, что именно такой‑то снаряд и не опасен, многие не выдерживали и «кланялись». Другие снаряды ложились, не долетев, подымая высокие столбы воды вокруг корабля. Каждый момент можно было ожидать, что следующий снаряд попадет в цель. Жуткое ожидание! Тяжело находиться в положении расстреливаемого и до отчаяния сознавать свое бессилие.

Пять маленьких 57‑мм пушек, которыми вооружили «Иртыш», молчали, так как было еще далеко до неприятеля, уже не говоря о том, что и вред бы они могли нанести противнику ничтожный. Он же нас расстреливал, как хотел: медленно двигающаяся огромная цель была легкой добычей. Каждый снаряд мог нанести нам, простому грузовому пароходу, внезапную гибель. 3200 пудов пироксилина и несколько сот десятидюймовых снарядов и зарядов ускорили бы ее.

Большая опасность тяжело переносится, если во время ее нет дела, которое бы всецело поглощало внимание. Оттого нелегко оказалось и нам выдерживать этот обстрел и ожидать рокового исхода. Часто задается вопрос: было ли страшно в бою? На это можно определенно ответить, что, конечно, каждому человеку страшно в момент большой опасности, так как в нем начинает говорить инстинкт самосохранения. Но быть храбрым не значит не ощущать страха, а значит – не терять самообладания, т. е. не терять способности рассуждать и действовать. Истинно храбрым и является такой человек, а не тот, кто кричит, что он ничего не боится.

Град снарядов все увеличивался и неумолимо приближался к нам. «Иртыш» вздрогнул, и раздался сильный взрыв. Первый снаряд – боевое крещение. Снаряд попал во второй трюм с правого борта у ватерлинии, совсем близко от того места, где я стоял. В борту образовалась большая пробоина, через которую вливалась вода. Корабль сразу сел носом и несколько накренился. Никто из людей не пострадал.»

Гаральд Карлович Граф. Моряки. Очерки из жизни морского офицера 1897‑1905 гг